Любовь против интерната

Мария САВЕЛЬЕВА

В психоневрологическом интернате встретились мужчина и женщина, полюбили друг друга и решили пожениться. Что из этого вышло?

— Можно с тобой дружить? — подходит к сидящей на лавочке Даше Дима. Даше больше 20 лет, Диме – четвертый десяток. Они оба отказники, выросли в детских интернатах, а после совершеннолетия попали в ПНИ №30.

Даша жила в 1-м корпусе, Дима – в 4-м. Они и познакомились в интернате, во время прогулки. Сейчас Дмитрий и Дарья поженились, живут вместе и ждут ребенка.

Мы встречаемся у них дома – для семьи, состоящей из двух сирот, это первый настоящий дом, где нет соседей по комнате и не нужно получать пропуск, чтобы выйти на улицу.

Даша и ее муж суетятся на маленькой кухне – наливают чай, кладут торт — «хороший, не жирный». Даша очень худая, волосы собраны в длинный хвост. Дима – небольшой, плотный, с лучистыми глазами.

Я не знаю, могут ли Дима и Даша решать уравнения с интегралами (я, например, не могу) или понять диалектику Канта, но они определенно в состоянии жить самостоятельно и обслуживать себя.

Про родителей

Дима своих родителей никогда не видел. «Она подписала отказ и убежала. И все», — говорит он. Дима пытался «ее» искать – не нашел. Легко ли найти – судебные приставы тоже ищут, потому что на Диминой маме большая задолженность, но отыскать не могут.

Даша знакома со своей мамой – нашла ее телефон через справочник в Интернете. Они два раза встречались. «Мама полненькая, небольшого роста, красивая, волосы у нее мелированные. У нее есть младшая дочь, она мать-одиночка. Но я от нее не увидела никакой любви», — говорит Даша.

Маршрут жизни Даши: роддом, больница, ДДИ №15, «Южное Бутово», ПНИ №30. «Как попала в интернат? Родители от меня отказались сразу после рождения, где же мне еще жить? Но меня почему-то отправили в коррекционный интернат. Поставили умственную отсталость. В Бутово мне нравилось, в 15-м не очень, а потом меня во взрослый отправили. У меня 2 группа инвалидности», — говорит она.

— За нас решила комиссия, что мы не способны жить самостоятельно, и нас отослали, — говорит Дима.

— Если бы мы выросли в семье, нас бы не отправили в интернат, — поддерживает Даша.

В интернате всегда шумно

Про интернатскую жизнь Дима и Даша рассказывают, что жили «в общем, нормально»: на этаже не закрывали, выпускали в город. Дима не без гордости говорит, что у него был свой телевизор и компьютер.

Я понимаю, что Диме и Даше, выросшим в системе ограничений и запретов, долгое время было не с чем сравнивать. Они смотрели, как живут другие люди в ПНИ, и видели, что их собственное положение зачастую лучше – им разрешалось больше, чем интеллектуально менее сохранным.

Перебираю вопросы, как отмычки, чтобы понять, неужели действительно все устраивало? Нет, оказывается, были вещи, которые расстраивали и обижали, только понять это можно, когда уже есть опыт жизни «на свободе».

— В интернате всегда шумно. Если голова болит, тебе не дадут покоя. Нельзя иметь свои лекарства. Ночью спать невозможно – постоянно храп стоит. Если объявляют карантин, неделю или две с этажа никуда не выходишь, — рассказывает Дима.

— Я помню, — в голосе Даши слышится жалоба, — нам надо было в вечернюю школу идти (центр равных возможностей «Вверх» — прим. Ред), а нам этот карантин сделали. Была несправедливость – мальчиков пускали в школу во время карантина, а девочек закрывали. А чем мы хуже их? Карантин он для всех карантин. И в город тоже не выпускали. Скука такая, когда никуда не ходишь.

— С ума сходишь. Все одно и то же, — соглашается Дима.

— Везде глаза и уши. Одни сплетни идут, — вздыхает Даша. — Что случись – первый корпус, второй, третий, четвертый – все быстро передают друг другу и обсуждают. Кто подрался, кто забеременел, кто изнасиловал. Там всегда что-нибудь да происходит за один день.

— А как к вам относился персонал?

— Я всегда подходил к сотрудникам: «Помоги как-нибудь», и мне помогали. А другие не умели общаться, только матом. Мне всегда оставляли еду, когда я приходил с работы, говорили: «Дим, только никому не говори и не показывай, сам ешь».

— А то налетят: «Мы тоже хотим». Ему-то домашнюю давали. Да, Дим? Все-таки домашняя от интернатской отличается, — объясняет Даша.

— Да, меня подкармливали. И всегда спрашивали: «Как ты отработал, не устал»?

Но не весь персонал был так добр, завотделения однажды сказал: «Дим, а ты ведь никакой пользы не приносишь интернату. Поэтому мы тебя из 4-местной палаты выселяем в 6-местную или 8-местную». Выясняю, что приносить пользу, – например, мыть полы.

— Хотя это санитарки должны делать, — вставляет Даша.

– А так нормально жили, у меня телевизор был, Х-бокс, этим и развлекался постоянно. Ко мне друзья приходили. Но, когда сидишь в интернате, даже друзья начинают надоедать.

— А я не устаю от друзей. Я до сих пор хожу в 30-й интернат как волонтер, — говорит Даша.

Любовь против интерната

Мария САВЕЛЬЕВА

В психоневрологическом интернате встретились мужчина и женщина, полюбили друг друга и решили пожениться. Что из этого вышло?

— Можно с тобой дружить? — подходит к сидящей на лавочке Даше Дима. Даше больше 20 лет, Диме – четвертый десяток. Они оба отказники, выросли в детских интернатах, а после совершеннолетия попали в ПНИ №30.

Даша жила в 1-м корпусе, Дима – в 4-м. Они и познакомились в интернате, во время прогулки. Сейчас Дмитрий и Дарья поженились, живут вместе и ждут ребенка.

Мы встречаемся у них дома – для семьи, состоящей из двух сирот, это первый настоящий дом, где нет соседей по комнате и не нужно получать пропуск, чтобы выйти на улицу.

Даша и ее муж суетятся на маленькой кухне – наливают чай, кладут торт — «хороший, не жирный». Даша очень худая, волосы собраны в длинный хвост. Дима – небольшой, плотный, с лучистыми глазами.

Я не знаю, могут ли Дима и Даша решать уравнения с интегралами (я, например, не могу) или понять диалектику Канта, но они определенно в состоянии жить самостоятельно и обслуживать себя.

Про родителей

Дима своих родителей никогда не видел. «Она подписала отказ и убежала. И все», — говорит он. Дима пытался «ее» искать – не нашел. Легко ли найти – судебные приставы тоже ищут, потому что на Диминой маме большая задолженность, но отыскать не могут.

Даша знакома со своей мамой – нашла ее телефон через справочник в Интернете. Они два раза встречались. «Мама полненькая, небольшого роста, красивая, волосы у нее мелированные. У нее есть младшая дочь, она мать-одиночка. Но я от нее не увидела никакой любви», — говорит Даша.

Маршрут жизни Даши: роддом, больница, ДДИ №15, «Южное Бутово», ПНИ №30. «Как попала в интернат? Родители от меня отказались сразу после рождения, где же мне еще жить? Но меня почему-то отправили в коррекционный интернат. Поставили умственную отсталость. В Бутово мне нравилось, в 15-м не очень, а потом меня во взрослый отправили. У меня 2 группа инвалидности», — говорит она.

— За нас решила комиссия, что мы не способны жить самостоятельно, и нас отослали, — говорит Дима.

— Если бы мы выросли в семье, нас бы не отправили в интернат, — поддерживает Даша.

В интернате всегда шумно

Про интернатскую жизнь Дима и Даша рассказывают, что жили «в общем, нормально»: на этаже не закрывали, выпускали в город. Дима не без гордости говорит, что у него был свой телевизор и компьютер.

Я понимаю, что Диме и Даше, выросшим в системе ограничений и запретов, долгое время было не с чем сравнивать. Они смотрели, как живут другие люди в ПНИ, и видели, что их собственное положение зачастую лучше – им разрешалось больше, чем интеллектуально менее сохранным.

Перебираю вопросы, как отмычки, чтобы понять, неужели действительно все устраивало? Нет, оказывается, были вещи, которые расстраивали и обижали, только понять это можно, когда уже есть опыт жизни «на свободе».

— В интернате всегда шумно. Если голова болит, тебе не дадут покоя. Нельзя иметь свои лекарства. Ночью спать невозможно – постоянно храп стоит. Если объявляют карантин, неделю или две с этажа никуда не выходишь, — рассказывает Дима.

— Я помню, — в голосе Даши слышится жалоба, — нам надо было в вечернюю школу идти (центр равных возможностей «Вверх» — прим. Ред), а нам этот карантин сделали. Была несправедливость – мальчиков пускали в школу во время карантина, а девочек закрывали. А чем мы хуже их? Карантин он для всех карантин. И в город тоже не выпускали. Скука такая, когда никуда не ходишь.

— С ума сходишь. Все одно и то же, — соглашается Дима.

— Везде глаза и уши. Одни сплетни идут, — вздыхает Даша. — Что случись – первый корпус, второй, третий, четвертый – все быстро передают друг другу и обсуждают. Кто подрался, кто забеременел, кто изнасиловал. Там всегда что-нибудь да происходит за один день.

— А как к вам относился персонал?

— Я всегда подходил к сотрудникам: «Помоги как-нибудь», и мне помогали. А другие не умели общаться, только матом. Мне всегда оставляли еду, когда я приходил с работы, говорили: «Дим, только никому не говори и не показывай, сам ешь».

— А то налетят: «Мы тоже хотим». Ему-то домашнюю давали. Да, Дим? Все-таки домашняя от интернатской отличается, — объясняет Даша.

— Да, меня подкармливали. И всегда спрашивали: «Как ты отработал, не устал»?

Но не весь персонал был так добр, завотделения однажды сказал: «Дим, а ты ведь никакой пользы не приносишь интернату. Поэтому мы тебя из 4-местной палаты выселяем в 6-местную или 8-местную». Выясняю, что приносить пользу, – например, мыть полы.

— Хотя это санитарки должны делать, — вставляет Даша.

– А так нормально жили, у меня телевизор был, Х-бокс, этим и развлекался постоянно. Ко мне друзья приходили. Но, когда сидишь в интернате, даже друзья начинают надоедать.

— А я не устаю от друзей. Я до сих пор хожу в 30-й интернат как волонтер, — говорит Даша.

....

https://www.miloserdie.ru/article/lyubov-protiv-internata/ https://www.miloserdie.ru/article/lyubov-protiv-internata/