Я вам не овощ

Выйти из ПНИ никогда не поздно. В 38 лет Оксана начала учиться, а в 44 – жить самостоятельно

Дарья МЕНДЕЛЕЕВА,Павел СМЕРТИН (фото), редактор Ирина ЛУХМАНОВА

Оксану в ее сорок пять иногда можно принять за девочку-подростка. «Ну, да, я маленькая, когда на работе моющие средства на высокую полку ставят, приходится на стул залезать», – говорит она про себя.

– А я хотела уточнить, эта статья, она к чему? – перед началом разговора спрашивает меня Оксана. – Для ребят, чтобы они узнали, что можно выйти из интерната и жить в квартире? Для людей, значит? Вот теперь у меня все сложилось, теперь мне понятненько. Давайте спрашивайте.

Мы сидим в тренировочной квартире фонда «Большая перемена», для гостей Оксана накрыла чай со сладким. В квартире пусто и чисто, на кровати большая желтолицая обезьяна Чита – подарок на день рождения, на столе ноутбук, в нем Оксана смотрит уроки астрономии, а недавно начала снимать ролики о том, как она готовит. На то, чтобы научиться жить самостоятельной жизнью, у нее ушло больше семи лет упорного труда.

Документы о жизни потеряны

Большую часть жизни Оксана прожила в детском доме-интернате, потом в ПНИ. Отказались ли от нее при рождении или она какое-то время была в семье, установить не удается до сих пор – документы Оксаны потеряны. В справке, путем долгих запросов в разные инстанции добытой фондом «Большая перемена», который сейчас занимается судьбой Оксаны, содержится загадочная фраза: «Мать будет лишена родительских прав».

Лишили ли мать прав на Оксану или дочь имеет право на родительскую жилплощадь и где находится эта жилплощадь, если таковая имеется, – фонду еще предстоит выяснить. Недавно фонд возил своих студентов на экскурсию во Ржев. Оксана говорит, что узнала город. Но все маленькие города чем-то похожи. И как ребенок из Ржева мог оказаться в детском доме в Москве, тоже непонятно.

На мои вопросы Оксана сначала отвечает почти криком – очень волнуется перед незнакомым человеком, несмотря на то, что рядом ее куратор Ирина Александровна. Но потом успокаивается и поясняет:

«Я, если что-то новое предстоит, могу сама себя поругать от волнения: «Я не справлюсь, я тупица, я не сделаю». Но потом говорю себе: «Оксана, не волнуйся». И успокаиваюсь. Как говорят: «Глаза боятся…»

Ирина Александровна позже расскажет, что первое, чему пришлось учить Оксану в «Большой перемене», – говорить тихо. Даже обычные разговоры между собой в коридоре школы фонда девушки из ПНИ сначала вели так, что учителя выглядывали из классов и просили не мешать урокам. Выяснилось, что общаться по-другому Оксана просто не умела – в интернате все кричали.

Про свое детство Оксана помнит, как кто-то качал ее на качелях. Дальше – детский дом. Но однажды, рассказывает она мне, к ней приехал отец, привез подарки – красивые платья – и даже вроде бы хотел забрать домой, но воспитатели не разрешили. А подарки папы, по словам девушки, отнесли на чердак.

Что из этого было в реальности, а что – плод сиротской фантазии, теперь уже не понять. После того случая родители в жизни Оксаны не появлялись.

Гастроли и травмы

Дома пришлось осваивать и все кухонные премудрости – как зажечь плиту, как отфильтровать воду, как накрыть на стол к чаю

«В детском интернате мы часто выступали, в художественной самодеятельности, – вспоминает Оксана. – Танцевать – это вам не просто. А еще мы ездили в Германию. Там нас встречала Мери, она говорила по-немецки. Там мы тоже выступали, жили в гостинице и на мой день рождения ели пиццу. А еще мы были в Болгарии. Там ходили по камням».

Ирина Александровна поясняет, что за границу детей из интерната могли возить на какие-нибудь параигры – раньше, в 90-е, такое практиковалось.

Еще, по воспоминаниям Оксаны, в детском доме ее часто били – воспитатели и старшие дети. «Светка, старшая девочка, меня подставляла. Она что-то набедокурит, а я как будто виноватая. И воспитатель Алла Михайловна меня наказывала. И на шкаф меня сажали, и с лестницы позвоночником ударили один раз, оттого у меня сейчас легкие сломатые. Дышать иногда бывает тяжело».

Сейчас, когда ей становится нехорошо на работе, Оксана идет к кардиологу поликлиники, в которой работает уборщицей. Доктор девушку знает и проявляет понимание: «Опять у тебя губы синие». 

А еще в детском интернате, по словам Оксаны, воспитатели перебирали детские подарки. Так и говорили: «Все, что подарили, выкладываем на стол!» Выбирали сникерсы и самые вкусные конфеты и уносили домой своим детям. Так же перебирали одежду – перед поездкой в Германию Оксане купили все новое, но утром оказалось, что одеть ей нечего. Во взрослом интернате такого уже не было.

Оксана рассказывает, а я снова и снова поражаюсь ее памяти. Голова Оксаны  – словно бы устная копия ее личного дела, в котором номера интернатов чередуются с номерами больниц. Она помнит имена и фамилии обидчиков, с которыми была в одной группе больше 30 лет назад, имена и отчества воспитательниц, номера детдомов и групп, какие-то конкретные ситуации, но память не сохраняет сколько-нибудь абстрактные вещи.

Но в 38 лет, семь лет назад, у нее началась совсем другая жизнь.

«Жить как-то надо»

Таблицы с перечнем доходов и расходов Оксана старательно заполняет круглым детским почерком

«А хотите я вам покажу, что я приготовила? Вот солянка! – Оксана открывает сковородку, и оттуда аппетитно пахнет тушеная капуста с морковкой. – А вот омлет. Еще я сегодня курицу купила и суп сварила. А за курицей ходила воот туда, – Оксана показывает в окно, – в «Перекресток».

С августа 2022 года Оксана живет самостоятельно в тренировочной квартире фонда «Большая перемена». Сама ведет хозяйство – убирает, стирает, готовит, учится снимать показания счетчиков и под руководством педагогов пишет «аналитику» – месячные таблички с перечнем трат.

«На зарплату 15 000 я покупаю продукты, – объясняет девушка. – А пенсию откладываю на свою бывшую, – она путается и имеет в виду будущую, – квартиру. Вот если дадут мне квартиру, буду мебель покупать. И если дают сдачу, ее тоже откладываю, на экскурсии».

На работу в поликлинику Оксана ездит через пол-Москвы – от «Некрасовки» в Нагатино. Раньше работа была совсем рядом с ПНИ, но тренировочная квартира у фонда на другом конце города – зато теперь освоены метро и автобус.

«Поначалу, когда Оксана с подругой Леной начали ездить из ПНИ к нам на занятия, часть дороги мы их провожали, – объясняет куратор Ирина Александровна. – Часть пути с другого конца с ними проезжал волонтер. Потом настал день, когда весь путь они проехали самостоятельно. Всю дорогу висели на телефоне, но доехали!»

В ковид, по словам куратора, Оксане «повезло» – ПНИ закрыли на карантин, выходить оттуда не разрешили совсем, но тех, кто работал, выселили в общежитие в Митино. Поэтому, в отличие от многих, кто остался в интернате, Оксана не утратила, а еще больше натренировала навык ездить по городу, и даже начала сама себе регулярно готовить. В интернате, где один педагог на 200 проживающих, заниматься с каждым индивидуально нет возможности, и после перерыва в несколько месяцев многие ребята, вернувшись на занятия в фонд, всё забыли, словно никогда ничему не учились. Для Оксаны же переезд на тренировочную квартиру был только сменой адреса.

«Оксана, а помнишь, как в Митине ты сначала боялась выходить гулять? – вспоминает Ирина Александровна. – Отойдет на полдома и нам звонит», – поясняет куратор.

«Да, я очень боялась потеряться, – признается Оксана. – А на работу я по новой ветке ездию, которую Собянин открыл. Это час двадцать. Далеко, а что делать? Работать-то надо. И жить как-то надо». (Иногда у Оксаны мелькают чужие, явно услышанные от кого-то словечки и интонации, но звучат у нее они удивительно органично.)

«Ты тряпку на палку намотать можешь?»

Помимо домашнего хозяйства нужно было еще освоиться в районе – где магазины, где контора, в которую ходить, если погас свет, как дойти до метро

Оксана вспоминает, как испугалась, когда ее перевезли из детского во взрослый интернат. «Я думала, меня в психушку привезли, – говорит она. – По коридору ходили молодые люди, как мумии, ни на что не реагировали. А они просто были под таблетками – это я позже поняла».

В ПНИ Оксана тоже участвовала в самодеятельности, а потом ее отправили работать в социальную мастерскую. В мастерской неожиданно обнаружилось, что девушка умеет считать. При этом в документах у Оксаны, оформленных еще в детском доме, значилось, что она недееспособная.

«А зачем девочку дееспособности лишили, если она соображает?» – сказали интернатские педагоги и начали для Оксаны процедуру восстановления.

«Просто шестнадцатый – это известный хороший интернат, тут Оксане повезло, – поясняет Ирина Александровна. – Педагоги там очень заинтересованы в своих проживающих, у них есть социальные мастерские, самодеятельность и много спорта».

Оксана доверительно мне сообщает, что идея выйти из интерната родилась у нее в голове еще в детском доме, когда семья подруги, ездившей домой на каникулы, брала ее к себе в гости

На медицинской комиссии на вопрос, зачем она хочет восстановить дееспособность, Оксана ответила: «Я не хочу, чтобы за мной санитарки ухаживали. Я не овощ, я сама могу, а санитарок я стесняюсь». Сейчас она потихоньку добавляет: «А врачей я не люблю, ну, вот не люблю и все». Выяснить, где и чем именно врачи напугали девушку, не получается.

Комиссия оценила ее ответы и вместо первой группы инвалидности дала ей рабочую вторую. А через пару недель после комиссии директор интерната спросил ее:

– Ты тряпку на палку намотать можешь?

– А как же иначе я полы мою? – ответила она.

Так Оксана начала работать в больнице по соседству, а когда ее отделение закрыли – в поликлинике.

«С утра приехать, вымыть коридор, в 11.15 попить чаю, – поминутно перечисляет свой распорядок Оксана. – Потом надо проверить, все ли в порядке, и в два часа ехать на уроки в фонд. Встать надо в 5 утра, чтобы успеть к первому поезду. А вчера мы на экскурсию ездили, и нам рассказывали про этого, ну, этого, который Русь крестил. Мы часто ездием на экскурсии по темам, про которые нам рассказывала на истории Ирина Александровна».

Экскурсия – значит, много впечатлений, поэтому Оксана незаметно для себя опять повышает голос, и в нем появляются нотки обиды. Со стороны кажется, будто девушка качает права, но я уже знаю, что так Оксана волнуется. А еще на всякий случай защищается – вдруг опять не примут всерьез?

«А недавно я сама экскурсию вела. Это оказалось сложно, но я все рассказала и потом еще задавала всем вопросы. (Оксана показывает листочки с историей Саринского проезда, где сейчас расположена «Большая перемена», – текст с них пришлось учить наизусть.) И я была серьезная, совсем не смеялась. Я справилась! – объясняет Оксана. – Потренировалась быть «кскурсоводом».

«Я хочу грамотным человеком стать»

Желтолицую Читу Оксане подарили на день рождения уже на тренировочной квартире

Оксана доверительно мне сообщает, что идея выйти из интерната родилась у нее в голове еще в детском доме, когда семья подруги, ездившей домой на каникулы, брала ее к себе в гости. Позже жизнь во взрослом интернате эту мысль только укрепила.

«Шесть человек в комнате, а я ведь уже, когда у подруги жила, узнала, что такое домашние условия! – говорит Оксана. – И еще сплетни. У нас в детском доме такого не было, терпеть их не могу!»

Про «Большую перемену» Оксане рассказали студенты из ПНИ, которые уже учились в школе фонда. «Подруга моя, которая занималась, сказала: «Оксана, а ты не хочешь учиться? Если сидеть в интернате, могут снова лишить дееспособности. Надо развиваться, попробуй, сделай шаг». И чего-то эта мысль про лишение дееспособности так мне запала, что я решила попробовать».

Слова про лишение дееспособности не случайны. При Оксаниных особенностях мозг без постоянных занятий быстро теряет навыки. Если не ездить на работу, не читать, не ходить по магазинам, не перечислять планеты Солнечной системы, которые Оксана показывает на планшете, не общаться с людьми, человек забывает то, чему он научился.

На то, чтобы выйти из интерната, у Оксаны ушло шесть с половиной лет усердных занятий. Теперь бросать их нельзя

Сама Оксана сейчас умеет разговаривать с посторонними вежливо, не повышая голос (кроме случаев, когда волнуется), задает вопросы – выясняя, что из чего вытекает и что за чем следует. Складывает простые числа, а вот с чтением вышел конфуз.

Семь лет назад, когда девушка пришла в «Большую перемену», она сходу заявила: «Это Ленка не училась, а я уже училась, я все знаю и по русскому, и по математике». Стали проверять, и выяснилось, что Оксана… не умеет складывать буквы в слова – может быть, когда-то и училась, но забыла. На то, чтобы сложить «м-а» в слог ушло несколько месяцев, с тех пор это умение надо постоянно поддерживать. «Я хочу грамотным человеком стать», – заявляет мне Оксана.

Сейчас, спустя семь лет занятий в фонде, она читает и немного пишет. Задачку в четыре действия у себя в тетради Оксана называет сложной, но довольно успешно «подсчитывает чеки» – складывает суммы своих покупок за месяц.

Если нужно ехать куда-то в незнакомое место (например, к врачу в другую поликлинику), Оксана звонит медсестре в справочной и просит объяснить, как доехать. Одежду ей заказывает один из кураторов в интернете, а потом Оксана переводит ей деньги. «У нее хороший вкус, мне нравится», – сообщает она.

И хотя она почти не ездит в гости (просто не к кому, разве только поехать в свой детдом или в ПНИ), но много гуляет, разговаривает «с доброй бабушкой и с мужчиной с собакой из соседнего дома», любит качаться на качелях и примерно раз месяц покупает себе мороженое. А еще – любит фотографироваться и сырники и почти выучила список планет Солнечной системы.

Главное – не разучиться.